Черемуха трехдневная

Три дня тебе, красавица моя!
Не оскудел твой благородный холод.
С утра Ольга Ивановна приходит:
— Ты угоришь! Ты выйдешь из ума!

Вождь белокурый странных дум, три дня
твои я исповедовала бредни.
Пора очнуться. Уж звонят к обедне.
Нефёдов нынче снова у меня.

— Всё так и есть! Душепогубный цвет
смешал тебя! Какой еще Нефёдов?
— Почуевский ученый барин: с вёдром
нас поздравлял как добрый наш сосед.

— Что делает растенье-озорник!
Тут чей-то глаз вмешался, чья-то зависть.
— Мне всё, Ольга Ивановна, казалось,—
к чему это? — что дом его сгорит.

Так было жаль улыбчивых усов,
и чесучи по-летнему, и трости.
Как одуванчик — кружевные гостьи
развеются, всё ветер унесёт.

— Уж чай готов. А это, что свело
тебя с ума, я выкину, однако.
И выгоню Нефёдова.— Не надо.
Всё — мимолётно. Всё пройдет само.

— Тогда вставай.— Встаю. Какая глушь
в уме моём, какая лень и лунность.
Я так, Ольга Ивановна, люблю вас,
что поневоле слог мой неуклюж.

Пьём чай. Ольга Ивановна такой
выискивает позы, чтобы глазом
заботливым в мой повреждённый разум
удобней было заглянуть тайком.

Как чай был свеж! Как чудно мёд горчил!
Как я хитра! — ни чаем и ни мёдом
не отвлеклась от знанья, что Нефёдов
изящно-грузно с дрожек соскочил.

С Нефёдовым мы долго говорим
о просвещенье, и, при встрече рюмок,
о мрачных днях Отечества горюем
и вялое правительство браним.

Конечно, о Толстом. Мы, кстати, с ним
весьма соседи: Серпухов и Тула.
Затем, гнушаясь низменностью стула,—
о будущем, чей свет неодолим.

О, кто-нибудь, спроси меня о том…—
нет никого! — мне всё равно! пусть спросит:
— Про вас всё ясно. Но Нефёдов сродствен
вам почему? Ведь он-то — здрав умом?

— О, совершенно. Вся его родня
известна здравомыслием, и сам он
сдавал по электричеству экзамен.
Но — и его черёмухе три дня.

Нет никого — так пусть молчат. Скорей!
Нефёдов милый, это вы сказали,
что прельщены зелеными глазами
Цветаева двух юных дочерей?

Да, зеленью под сильной кручей лба,
как и сказал, он был прельщён. А как же
не быть? Заметно: старшей, музыкантше,
назначена счастливая судьба.

— Я б их привёл, но — зябкая весна
и, кажется, они теперь на водах.
— Они в Нерви. Да и нельзя, Нефёдов,
ненадобно: их матушка больна.

Ушёл. Ольга Ивановна вошла.
Лишь глянула — и сразу укорила:
— Да чем же ты Нефёдова кормила?
Ей-ей, ты не в себе, моя душа.

— Он вам знаком? — Ещё бы не знаком!
Предобрый, благородный, только — нервный.
Хвала моей черёмухе трёхдневной!
Поздравьте нас с ее четвёртым днём.

Он начался. Как зелены леса!
Зелёным светом воды полыхнули.
Иль это созерцают полнолунье
двух девочек зелёные глаза?

19 – 20 мая 1981

← вернуться назад

Top